Виктор О`Рейли - Забавы Палача
Кадар подумал, что следует пожертвовать небольшую сумму в Фонд охраны Берна. Если он террорист, это еще не значит, что ему безразлична окружающая среда. Бедная старушка Европа скоро вообще превратится в экологическую пустыню: в реках ртуть, с неба льют кислотные дожди. Говорят, половина жителей Рурской долины уже бесплодна. Да, слишком много людей и слишком мало места. В этом отношении убийство нескольких человек – благо. Мать сыра земля, похоже, не сдюжит, если ее не будут защищать с автоматом. В “Гринпис” надо тоже что-нибудь перечислить. Кадару не улыбалось провести остаток дней при радиоактивном фоне, свечение которого обеспечит людям возможность читать по ночам, не зажигая лампы. И потом, ему нравились киты.
– Время навести чистоту, – сказал Кадар. – Как вы знаете, я не люблю беспорядка. А проект “Герань” тем более должен быть безупречен.
– Когда? – спросил один из пяти молодых людей, полукругом сидевших перед Кадаром. Это был ливанец, который в свое время работал на ООП, пока однажды в Испании на его глазах стараниями “Моссада” не взлетел на воздух бронированный “мерседес” с его связным и двумя телохранителями. Он прекрасно знал Берн, как, впрочем, и остальные, жил с я фальшивым турецким паспортом, ненавидел немецкие автомобили и всякий раз вздрагивал, когда мимо проезжали такси марки “мерседес”. Он любил Берн, потому что здесь можно было куда угодно добраться пешком или в крайнем случае на трамвае, если поджимает время. Убивать приходилось по расписанию. Работавшие на Кадара быстро приучались к пунктуальности.
– У каждого свое расписание, – сказал Кадар. – Но вся операция продлится не более двух недель. Потом мы встречаемся в Ливии, чтобы вплотную заняться подготовкой к осуществлению проекта “Герань”. К концу мая все вы разбогатеете.
Кадар открыл свой рюкзак и вещевой мешок, достал пять пакетов и вручил по одному каждому из террористов.
– Здесь вы найдете оружие и конверт. В нем – маршрут следования, билеты и подробные инструкции. Прочтите прямо сейчас; если возникнут вопросы, я отвечу.
Зашуршала бумага – это террористы вскрывали конверты. Одна из двух женщин воспользовалась откидным лезвием, которое выскочило у нее из потайного местечка на внутренней стороне левого предплечья. Эту женщину звали Сильвия, и она проходила подготовку во французской группе “Аксьон директ”. Сильвия прочитала инструкцию и посмотрела на Кадара. Лицо его было бесстрастно. Он спокойно смотрел на подчиненных.
– На всякий случай проверьте оружие.
Террористы склонились над своими пакетами. Оружие было завернуто в вощеную бумагу и упаковано в полиэтиленовые пакеты. Чтобы избежать малейшего воздействия влаги, внутрь были вложены мешочки с абсорбирующим силиконовым гелем. Оружие было освобождено от предохранительной смазки и абсолютно готово к использованию, разве что не заряжено. Вскоре на свет божий появился один автоматический пистолет “скорпион VZ-61” чешского производства, затем еще два. Сильвия достала 9-миллиметровый “инграм” с глушителем. Она вставила магазин и дослала патрон в патронник.
Пятый террорист – швейцарец, работавший под кличкой Зигфрид, – уставился на узкий полуметровый отшлифованный камень, который он только что вынул из пакета. На камне были высечены какие-то буквы. Лицо его посерело. Он поднял взгляд на Кадара.
– Это что – шутка?
– И да, и нет. Камень ведь непростой, хотя я допускаю, что он мог бы быть и побольше. Притащить плиту целиком мне было не под силу. Но суть, я думаю, тебе ясна.
Зигфрид почувствовал животный страх. Страх парализовал каждую клеточку его тела. Он понимал, что его трясет, но ничего не мог с собой поделать. Перед глазами все поплыло, во рту пересохло. Он вдруг вспомнил тех, кого убивал. Ему всегда было интересно, что чувствуют жертвы? О чем они думают, глядя в черный колодец ствола и понимая, что через секунду их не станет и любые слова напрасны? Потом он вспомнил, сколько всего сделал для Кадара; на него накатила волна злости, и понемногу начала возвращаться способность действовать.
– Что… что все это значит? – Его шелестящий хриплый шепот был не громче жужжания насекомых. У ног террористов подрагивали пятна солнечного света, пробивающегося сквозь густые кроны деревьев.
– Но почему? – произнес он. – За что?
– Как известно, я хорошо плачу, – сказал Кадар. – Но за это требую дисциплины. Абсолютной дисциплины. – Он четко выговаривал каждый слог.
– Но я не нарушал приказа.
– Боюсь, что это не так. Пару дней назад с тобой беседовали в полиции. Тебя продержали сутки, потом выпустили. При таких обстоятельствах ты не должен был приходить сюда. Ты мог привести за собой полицейских.
– Но это был обычный допрос. Я ничего не сказал им. Они ничего от меня не узнали.
– Ты должен был сообщить о задержании. А ты этого не сделал. Грех недеяния, как учит католическая церковь.
– Но я хочу работать на тебя, – сказал Зигфрид. – До “Герани” уже рукой подать.
– Увы, нам не дано иметь все, что нам хочется. Разве тебя не научили этому в начальной школе? – Кадар посмотрел на Сильвию. – Секунд этак через тридцать. – Он снова перевел взгляд на Зигфрида. – Надеюсь, ты понял, – он кивнул на полированный камень, – что это кусочек надгробной плиты. Сделать надпись целиком не хватило времени.
Скорострельность “инграма” – тысяча двести выстрелов в минуту – по крайней мере вдвое больше, чем у среднего автомата. Сильвия выпустила в голову Зигфрида половину тридцатидвухзарядного магазина меньше чем за секунду.
Кадар встал. Он кивнул на разбросанные перед оставшимися четырьмя конверты и обертки.
– Как вы знаете, я очень забочусь об окружающей среде. Вы обяжете меня, если, уходя, уберете за собой мусор.
– А это? – Ливанец посмотрел на безжизненное тело Зигфрида.
– Не беспокойтесь, – сказал Кадар. – Это экологически безвредно.
Он повернулся и исчез за деревьями.
Иво по-прежнему жил в Берне, недалеко от главного полицейского управления, но полицейских и сыщиков из уголовного розыска трудно было винить в том, что они не узнавали его: прежнего Иво больше не существовало. Новый его облик больше соответствовал стоящей перед ним задаче – восстановить поруганную справедливость. Фантазия, возникшая в его измученном наркотиками мозгу на вокзале, когда он подстерегал Обезьяну, заслонила реальность. Теперь он был сэром Иво, благородным рыцарем и героем.
Новый образ требовал подходящего облачения. Поскольку с настоящими рыцарскими доспехами в Берне было туговато, Иво сымпровизировал свой наряд из подручных материалов. Вместо кольчуги и лат – алая мотоциклетная куртка из толстой кожи, с множеством молний и цепочек, которые приятно позвякивали при ходьбе. Поверх куртки – жилетка, сшитая из сотен маленьких швейцарских флагов, и плащ из портьерной парчи. Роликовые коньки заменили ему верного коня, а мотоциклетный шлем с забралом из тонированного пластика довершил облик современного рыцаря.
Сэр Иво знал, что за ним охотятся враги, и потому решил прикинуться безобидным трубадуром. За спиной он таскал акустическую гитару. Струн на ней почти не было, но это не мешало резонатору выполнять свои функции – вещмешка, кобуры и бумажника одновременно. В резонаторе хранились та самая окровавленная мотоциклетная цепь – рыцарская булава сэра Иво – и полдюжины раскрашенных крутых яиц.
В новом облачении сэр Иво выглядел мощнее и выше, а благодаря солнцезащитному забралу никто не мог видеть его лица. Он серьезно обдумывал следующий шаг. Он все ближе подбирался к убийце Клауса, но сейчас ему нужен был советчик: он собрал слишком много информации и не мог разобраться в ней самостоятельно. Как жаль, что нельзя поговорить с Клаусом. Трудно решать самому, что делать. Трудно быть одиноким странствующим рыцарем. Как хорошо было Рыцарям Круглого Стола.
Теперь, благодаря Обезьяне, он уже довольно много знал об убийце. И узнал бы еще больше, если бы этот жалкий трус не полез на него с ножом. Обезьяна думал, что Иво не умеет Драться. Возможно, прежний Иво и не умел, но сэр Иво – это совсем другое дело.
Он ловко выбил нож щитом (многострадальная гитара потеряла в этом сражении последние струны), а потом сразил недостойного несколькими ударами булавы. Иво был слегка устрашен тем, какой эффект произвело его оружие, но подавил дурноту, подумав, что рыцарь должен привыкнуть к виду крови.
Жаль, конечно, что Обезьяну пришлось сразить слишком рано. Он очень много знал про убийцу, но нужная Иво правда мешалась у него с враньем и рассказами о других заказчиках. Обезьяна так перепугался, что нес первое, что приходило в голову. Трудно было разобраться в этом ворохе фактов.
Сэр Иво помнил, что точность – первое достоинство рыцаря. Поэтому он аккуратно записал все на бумажку и даже попытался сделать наброски портрета убийцы по рассказам Обезьяны. Он знал, как приблизительно выглядела комната, в которой доводилось бывать – иногда вместе, иногда поодиночке – Клаусу и Обезьяне. Он знал о сексуальных пристрастиях золотоволосого человека. Он знал, что золотистые волосы – не настоящие, это парик в память о ком-то по имени Рестон. Он знал, что убийца прекрасно говорит на бернском диалекте немецкого, но тем не менее вряд ли является уроженцем здешних мест. Он знал множество других фактов. У него был список номеров машин, но, к сожалению, Обезьяна начал размахивать ножом прежде, чем объяснил, кому они принадлежат.
